В 70-х годах прошлого века возле нашего села жил кабан. Здоровый матерый секач ростом почти с корову. Шерсть черная, клыки сантиметров по 15, очень страшная с виду зверюга.
Летом, после вечерней дойки, деревенская детвора пасла в лугах коров. И это свинячье страшилище каждый день сидело (! ) на перекрестке двух проселков, по которым мы гнали свою скотину, и смотрело на нас своими маленькими поросячьими глазками.
Кабан просил подаяние.
Кабан ел с рук.
Ел сидя.
Его угощали тем, у кого что было. Кто давал ему морковку, кто конфетку, кто кусочек хлеба.
Когда проходил последний пастушок, этот свинтус поднимался с пятой точки и вальяжно уходил спать в свое логово.
Он ни разу никого не обидел. Когда он спал, мы возле его логова собирали луговую клубнику.
Другие кабаны ближе пяти километров к деревне не подходили.
Правда, ковырялся он в огородах, но аккуратно. Выроет 5-6 гнезд картошки у одних хозяев, на следующий день подроет морковку у других. А если в округе была посажена колхозная свекла или другая вкусность, то в частных огородах он и не появлялся, так и жил в колхозных полях. Зимой мы его подкармливали, ставили на окраине корыто, куда вываливали всякие объедки.
На улицах села кабан не появлялся, за исключением одного раза. Как-то ранним утром народ стал выгонять скотину в стадо, и увидел посреди слободы троицу незнакомых женщин, сидящих на травке и воняющих отбросами своей жизнедеятельности, а рядом с ними сидящего Ваську (кабана так звали, у нас все свиньи были Машки, а борова с хряками – Васьки). По признанию незнакомок, эти три мадамы по ночам воровали с огородов лук. Каков же был их ужас, когда ночью, рядом с ними, копающими лук на чужом огороде, возникло это чудовище. Кабан не дал им убежать никуда, перекрывал все пути отхода. Один путь был открыт воровкам – в село. Охранял их Васька, пока не вышли свои(! ). И ушел вальяжно.
Когда он умер своей смертью от старости, меня в деревне не было. Закопали Ваську возле его любимого перекрестка. Камень там до сих пор лежит.
Свежие комментарии